Когда нет своих мыслей.

Так вот, когда нет своих мыслей, отчего бы не заменить их тем, что уже сказал кто-то другой

Итак Вы... Царь

Вы повелеваете своей судьбой! И если захотите,можете даже обмануть ее. Вы намечаете оптимальные пути получения желаемого и,благодаря этому,быстро достигаете цели! Вы уверенны в себе и не зря! Вы умны и даже коварны! Но порой бываете эгоистичны. Но такие люди,как Вы редки и поэтому,такие недостатки Вам прощаются!Спасибо,за то,что прошли тест!

Пройти тест

Угу, а еще царевич, король, королевич, сапожник, портной...

Но все же выбор жизненного пути всецело в руках человека.

---

Уравновешивающий тест

Итак, возможно, вы природный катаклизм - Цунами

Вы импульсивный и чувствительный человек. Часто люди не подозревают, что чем-то вам не угодили, так как вы очень скрытны. Если кто-то бросит камень в вашу заводь, она может покрываться рябью еще несколько дней. Конфликты с вами возможны на почве вашей раздражительности, переменчивости вашего мелодраматического характера. Если обидчик нанес вам глубокую рану, ваши воды выходят из берегов, затапливая все на своем пути, и вас тоже. Вы сами погружаетесь с головой в переживания и больше не даете покоя вашему обидчику. Однако вас любят люди за вашу доброжелательность, спокойствие и идеализм.

Пройти тест

Это хоть как-то ставит все место.

Или нет.

Или ставит.

Или...

---

Тест.

Что-то тестами давно не отчитывался.
Пора исправляться.
Счас спою.

Скорее всего вам ближе... дружелюбие!

Дружелюбие – дружеское расположение, доброжелательное отношение к кому-либо,способность видеть и уважать личность в другом человеке,готовность доверять окружающим и судьбе,умение жить в согласии с людьми разных взглядов и убеждений,желание и умение находить взаимопонимание с окружающими.

Пройти тест

Во как!
Видали?!
Ответ приступам мизантропии.
Однако...

---

Запись.

Хочется выдать на-гора что-то философское, а получается дыбристое.
Подготовка сестры к экзаменам практически целиком и полностью отогнала меня от компьютера. Дома до клавиатуры добираюсь ближе к полуночи.

Сегодня мое сознание вновь смутили совершенной непредсказуемостью будущего. А поточнее – так и довольно мрачными его перспективами. Ну, мрачными, не мрачными, а туманными так это точно. Говорят, неизвестность лучше правды, потому как у неизвестности есть надежда. Однако ж, иной раз уж лучше узнать сразу и наверняка, чем гадать, предполагать и сомневаться.

Хм, странно, запись по краткости смахивает на сообщение из горящего танка. Вот как смена обстановки влияет на мое сознание. Нет времени на то, чтобы сосредоточиться, не дается и самокопание. Зато… Нет, философских бесед еще не было, хотя чувствую их неизбежность.

А вообще, Рыцарь, есть над чем почесать голову. И предлагают великие свершения. Но что-то все безотраднее мой взгляд. Хотя бы на эти самые предложения.

Все. В эфир снова выдана новая порция загадок. Кто хочет – разгадывайте. У меня не получается.

---

Сегодня

Сегодня В. С. Высоцкому исполнилось бы 72 года.
Он поэт, чье творчество - зеркало советской действительности середины ХХ в.
Он поэт, чьи стихи способны выразить любое чувство, владеющее человеком.
Он - поэт …
Просто Поэт.

Не могу не привести одно из моих любимых стихотворений Владимира Семеновича.

Охота на волков

Рвусь из сил и из всех сухожилий,
Но сегодня - опять, как вчера,-
Обложили меня, обложили,
Гонят весело на номера.

Из-за елей хлопочут двустволки -
Там охотники прячутся в тень.
На снегу кувыркаются волки,
Превратившись в живую мишень.

Идет охота на волков, идет охота!
На серых хищников - матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.

Не на равных играют с волками
Егеря, но не дрогнет рука!
Оградив нам свободу флажками,
Бьют уверенно, наверняка.

Волк не может нарушить традиций.
Видно, в детстве, слепые щенки,
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали - "Нельзя за флажки!"

Идет охота на волков, идет охота!
На серых хищников - матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.

Наши ноги и челюсти быстры.
Почему же - вожак, дай ответ -
Мы затравленно мчимся на выстрел
И не пробуем через запрет?

Волк не должен, не может иначе!
Вот кончается время мое.
Тот, которому я предназначен,
Улыбнулся и поднял ружье.

Идет охота на волков, идет охота!
На серых хищников - матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.

Я из повиновения вышел
За флажки - жажда жизни сильней!
Только сзади я радостно слышал
Удивленные крики людей.

Рвусь из сил, из всех сухожилий,
Но сегодня - не так, как вчера!
Обложили меня, обложили,
Но остались ни с чем егеря!

Идет охота на волков, идет охота!
На серых хищников - матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.

Вместе с "Охота с вертолета" и "Бег иноходца" составляет мой "антикризисный" набор песен.
Слушать их после посещения присутственных мест или общения с контрагентами - получить заряд адреналина и стимул бороться дальше.

---

Вот ведь как оно бывает.

Ой что было! Ой что было! Стыдобища-то какая!

Но по порядку. А дело было так.

Криком заказчика засылают меня в родной город ругаться с местным прево. Или... да не важно. Требую машину. Обещают, мол, в десять утра стой на пороге родной конторы и за тобой приедут. Беру для усиления коллегу, заранее извиняюсь перед ней в самых учтивых выражениях, потому как возможно, что ее помощь и не понадобится, и лицо при этом скорбное и виноватое, слушаю ее уверения, что ничего страшного, ждем машину. В час «Ч» подъезжает автомобиль и выходит оттуда мальчик. Ну, мальчик, да и мальчик, мало ли их, правда глаза какие-то знакомые и вообще внешность его кого-то мне напоминает, ну и ладно. Мы уселись и поехали. По дороге выяснили (а вернее выяснила моя спутница), что товарищ из моего родного города, а в губернский центр заехал временно пока суд да дело, ну и девушка тут у него учится. Мне все это мимо ушей, я в голове строю стратегию борьбы с дорогим чиновничеством, прикидываю аргументы и пути выхода из ситуации, суть которой еще и сам не знаю. Прикидывал-прикидывал, да и дремать начал, благо путь неблизкий и салон в машине теплый.

Приехали на место. Я – в кабинет глотку драть и тень на плетень наводить. Коллега скучает в коридоре на лавочке в компании сотового телефона и своих уверений прийти мне на помощь, благо она старше меня и кричать по поводу и без такового умеет куда профессиональнее. Мальчик загорает в машине перед присутствием.

С чиновниками я сражаюсь пламенно, машу перед их носом законами, доказываю, что бегемота можно назвать гиппопотамом, и носорогом он от этого не станет, взываю к законности и справедливости, кричу до хрипа, противостоя группе из начальника, его заместителя и ведущего специалиста отдела, к которым время от времени почти в режиме реального времени подключается их областное начальство. После двух часов нервотрепки, чиновники почти уж совсем поверили, что черное это черное, а белое это белое, а по этому поводу решено было разойтись пообедать. Я вышел, пожаловался своей спутнице на нелегкую участь чиновника жить без наличия признаков здравого смысла, выслушал ее сочувствия, был поглажен по голове, и мы втроем выдвинулись в ближайшее кафе перекусить. Мальчик вел себя сдержанно и от совместной трапезы отказался. Ну и ладно, думаю, без тебя перебьемся. А после нашего обеда он и спрашивает: «А если я отъеду домой, то это ничего?». Говорю: «Ничего, только оставь телефон, будем освобождаться – наберем».

Он уехал, а я еще полчаса стучал головой об стену. С небольшим эффектом, но все же если обозначить чиновничьи претензии величиной в 100 %, то процентов 30 мне удалось отбить. Во всяком случае, единая позиция была с горем пополам выработана. Надолго ли? По этим же вопросам с этими же самыми представителями власти мы выработали единую позицию три месяца назад, а теперь она изменилась. Ладно, будем ковать железо, не отходя от кассы.

Выходим. Звоним. Водитель подъезжает. Выходит. Улыбается, мол, поел, приехал, что дальше. Дальше, думаю, надо поддержать светскую беседу.
- А ты где в городе живешь? – спрашиваю.
- В смысле? – отвечает он, и глаза искренне удивляются, осмысливают, понимают и…
- Ты что не узнал меня? – говорит наш водитель.

И тут меня переклинивает. Не узнал! Так и есть не узнал! Ха, мальчик! Хорош мальчик! Электрическим разрядом проходит по голове понимание: да это ж Серега, друг, так сказать, детства, старше меня на год. Ну, друг не друг, но в машинки лет в восемь в песочнице играли и на велосипедах на перегонки катались, и автоматы из брусков сколачивали, и клад искали. И чуть ли не каждое лето ссорились, причем инициатором был именно он (да-да, я решительно без самооправдания), да не то что ссорились, а против меня его усилиями сколачивалась целая уличная коалиция, доходило до метания камней на меткость, облав на меня и моих хитроумных уходов от погонь и неизбежных унижений. А в мои одиннадцать коалиция стала, чуть ли не вечной, а дружба, если таковая и была, закончилась. Что ж, спасибо Сереге, с улицы я ушел в одиннадцать, и все то негативное, чему она могла научить, прошло мимо. Потом годика два-три холодная война продолжалась, так и не перерастая в горячую, а потом сменилась полной индифферентностью. Я сам по себе, они сами по себе, а улица – общая.

Про Серегу я потом еще что-то слышал, но в силу того, что и сам из родного города уже скоро десять лет как уехал, слышал именно кое-что, слухами и предположениями. И вот поди ж ты, водитель у наших контрагентов.

Дорогой мы разговорились. Вернее, он разговорился. Хвастун! Был и остался. Агрессии в речи его я не чувствовал, сам ее не проявлял, и моей коллеге вполне должно было казаться, что встретились два стародавних приятеля, едут в атмосфере воспоминаний о былых годах, и вполне довольны друг другом. Да, пожалуй, так и было. Ну, может и с небольшим гонорком с моей стороны. В конце концов, по положению в данной конкретной машине я – начальник, он – подчиненный. Нехорошо, а приятно. Так приятно, что я не отказал себе в удовольствии развернуться к моей попусту прокатавшейся спутнице и сказать: «Пожалуй, сделаем следующим образом: в понедельник заедем в правительство области, а со вторника нужно объехать всех проблемных нотариусов». Вот оно тщеславие на практике!

А все ж стыдно. Стыдно, что не узнал человека (подумать только: сидеть на соседнем сиденье и не узнать!). Стыдно, что я портфелем, а он с баранкой. Да и вообще….

Ну и резким перепрыгиванием: ко мне опять на сессию приехала сестра-заочница. Что то будет?! Будем поглядеть!

---

Новогодний отчет. Часть вторая.

Ну, снова рефлексирующие воспоминания. Поехали.

Вернее, это сейчас поехали. А тогда, в отпуске, была самая что ни на есть статика. Нет, даже валяние на диване рано или поздно надоест. Мне оно опостылело уже на третий день. Перед глазами все сплошь одно и то же: книги, которые уже читал, или которые не читал, но и читать что-то не хочется, надоевший телевизор, который вещает эйфорийную околесицу, снег, который валит и не перестает, все… Родителям привез распечатанные книги В. Т. Шаламова о Колыме. Отец с матерью погрузились в запойное чтение. Лень, апатия и невыносимая скука воцарились в доме. Скука, перерастающее в вегетативное существование, унифицированное и бесцельное. Нет, родителям-то после «Завещания Ленина» по «России» было крайне интересно почитать воспоминания писателя-ЗК, да вот только я сделал себе шаламовскую прививку от блатной «романтики» на пятом курсе (надо будет написать пост по этому поводу). Ну и как вывести домашних из литературного транса?! Я по-дурацки канючил, задавал сложно-глупые философские вопросы, даже попрыгал на носочках посредине комнаты. Отец посмеялся, но «Колымские рассказы» в сторону не отложил. На четвертый день повального чтения я достал с полки «Слово о полку Игореве» в переводе Заболоцкого и, кратко предупредив родителей, что со мной случаются поэтические приступы, принялся на весь дом декламировать «Не пора ли, братия, начать // О походе Игоревом слово…». Подействовало! Отец ухмыльнулся и принялся слушать историю о самолюбивом князе, а после и мать сдалась. Вечер закончился глубоко за полночь, правда уже не моим ораторствованием, а вполне интересными отцовскими байками про его детские походы к соседям за грушами, и уже взрослую охоту на волков, которая едва не превратилась в охоту волков на него самого.

Правда, быстрый пламень вспыхнул и погас. На следующий день Шаламов победил меня, загнав на диван со сборником статей Евтушенко. Где я благополучно и просидел аж до Рождества, чередуя поэта-шестидесятника описаниями империи инков и хрониками испанской конкисты.

С некоторых пор Рождество в нашей семье превращается в главный зимний праздник. Это тихий, но по-настоящему радостный день, когда родственники собираются вместе (собираются непременно в нашем, старом дедовском доме), веселятся, вспоминают, иной раз и играют. Застолье начинается непременным «Рождество Твое, Христе Боже наш…» и проходит мирно, спокойно и благожелательно, когда даже самые ершистые успокаиваются (ну или их успокаивают) сообразно моменту. В этом году моя маленькая крестница, сидя у меня на руках, с превеликим вниманием и неподдельным любопытством рассматривала нашу праздничную елку с блестящими шарами и шуршащей мишурой, хотя нет-нет да и искала взглядом свою маму. Все-таки сидеть на руках у дяди, которого видишь раз в два-три месяца страшновато! Зато ее семилетний братик, мой племянник, времени даром не терял, и стянул с елки все конфеты, до которых достал. Аккуратно так стянул, методично и планомерно! Ну и ладно, зато их задорный смех был самой лучшей музыкой праздника!
Утром 8 января был на Литургии.

А потом… А потом отпускная жизнь вновь стала возвращаться к вегетативному состоянию. Правда, уже более обусловлено: я заболел. Да-да, непонятно где ко мне прицепился хитрый вирус, который душил кашлем, не давал дышать, мучил горло, и самое главное, не позволял температуре подняться выше 37,5. Три дня я стойко лечился народно-фармацевтическми средствами собственного сочинения на предмет количества и очередности их потребления, а на четвертый таки вызвали мне врача. Который, впрочем, лишь поменял наименование препаратов, сохранив общую концепцию моего лечения.
А дело осложнялось тем, что у всего честного народа и у родных коллег началась рабочая неделя, а я – в отпуске, да еще с температурой. Первый два дня чувствовал себя дезертиром, сбежавшим накануне судьбоносного сражения, а потом стал по-настоящему паниковать: время идет, а 37,5 превращается в перманентную величину. Лежание на диване стало осмысленным и неизбежным, потому как ходить из угла в угол с головной болью, ломотой в суставах и болью в позвоночнике неинтересно. День превратился в череду сна и чтения, которые прерывались только горячим чаем. К четвергу, за три дня до предполагаемого отъезда на работу, я разозлился. На температуру, на вирус, на лекарства, на горячий чай, на весь мир и на самого себя. Злился, бушевал, чего-то доказывал, так что даже температура со страху упала до 37. В пятницу она весь день была нормальной. А в воскресенье я поехал на работу, как и планировал. Слава Богу!

Ну а еще в отпуске был телевизор. И пара-тройка фильмов, которые все посмотрели-пообсуждали давным-давно, а у меня только-только руки (или глаза) до них дошли. Вот про это, пожалуй, в отдельном посте. А про отпуск пока все.

DIXI.

---

Новогодний отчет. Часть первая.

Я вернулся.
Я вернулся к компьютеру, к интернету, к дневнику.
Я вернулся из родного дома.
Я вернулся к…

Прошло три недели. Три недели погружения в другой мир, погружения, отливающего вегетативным существованием. Как описать эти три недели я еще не знаю. То ли разбить на отдельные темы и высказаться по каждой из них. То ли на манер чукотской песни выдавать все, что случилось, попутно разбираясь что к чему. Не знаю.

Перед отъездом, будучи обуреваемым мыслями и желаниями, рожденными (или возрожденными) веллеровскими рассказами, хотел написать письмо. Все те памятные четырнадцать сонетов. И отдать это письмо вдохновительнице этих сонетов с самовлюбленно-горделивой мыслью: смотри и думай. В последний день отпуска не получилось отдать лично в руки, поэтому решил воспользоваться электронной почтой утром перед отъездом, превращая письмо в подарок ко дню рождения и прочим праздникам. Проснулся с твердым намерением послать письмо, включил компьютер, а он не работает. Какой-то вирус перекрыл доступ к документам, и полчаса моих издевательств над операционной системой и ее издевательств надо мной показали: без переустановки не обойтись. А на это времени решительно не было. В дороге я обдумывал где бы добыть доступ к электронной почте и сделать это максимально без объяснений, а потом рукой махнул. Кто знает: как-то уж очень своевременно сломался компьютер, заставляя меня не рассеиваться впустую, приготовляясь к куда более важным свершениям.

Домой перед родителями появился злым, раздраженным, подвывающим и готовым изливать всю вселенскую скорбь на их головы. Удержался. Конфуций в свое время учил, что ребенок, которого ночью кусает комар, не должен прогонять кровопийцу, но напротив терпеть укусы, потому как комар, напившись его крови, не полетит кусать родителей ребенка, и тем самым этот ребенок сумеет избавить родителей от лишних страданий. Я далек от китайской этики, но во многом руководствовался именно этими наставлениями. А потому исповедь перед матерью отложил на потом и стал готовиться. К Причащению.

Я не стану сейчас уходить в богословские рассуждения на тему Таинств Христианской Церкви и их значения в жизни человека. Скажу лишь, что испытываю необходимость Причастия хотя бы раз в год. Из каких угодно соображений. Но без этого – никак. Сама подготовка является достаточно тяжелым испытанием сознания и веры, и без лишнего пафоса очень сильным напряжением нравственных сил.
Возможность осмысленной подготовки для меня наступает лишь в период отсутствия каких-либо общественных обязанностей (учебы, работы и т. п.). Может это и самооправдание, но тем не менее. А со времени моего устройства на работу такой период наступает лишь во время почти двухнедельных новогодних каникул. И присоединяемого к ним отпуска. Это время Рождественского Поста, который у меня начинается параллельно с подготовкой к Причастию, а потому на Исповеди неизменно должен встать вопрос о возможности допущения меня к Чаше, исходя из моего крайне незначительного времени пощения. Я опять не хочу оправдываться, а лишь констатирую факты. Допустить или не допустить такого «подготовившегося» - вопрос индивидуальной духовной практики каждого священника. Своего духовника у меня нет (можно снова попробовать пооправдываться на предмет почему это так, но не стану), поэтому вот уже какой год подряд я приступая ко предпричастной исповеди озадачиваю священника временем своего поста и вопросом о возможности допущения меня ко Причастию.
В этот раз получилось… Ну уж как получилось. Исповедь принимал молодой иерей, не очень намного старше меня. Давно подмечено: молодой священник будет отличаться либо крайней строгостью к прихожанам, либо своего рода либерализмом, проистекающим от собственной неуверенности. Вот меня в этот раз исповедовал именно строгий молодой батюшка. И немедленно был огорошен моим вопросом на предмет моего трехдневного поста. А потом я впервые исповедовался не бессистемно, а упорядочивая обилие своих грехов, на основе десяти заповедей, для чего накануне впервые в жизни удосужился записать перечень грехов на бумаге (раньше я, признаться, потешался на подобными записями, а вот теперь пришел к выводу об их полезности). Отпущение я получил, а вот «допускаю» так и не услышал. То есть священник, читая надо мной разрешительную молитву, вполне понимал, что ею он и в том числе допускает меня к Чаше, и никак не ждал, что барану, вроде меня, требуется формализованная конкретика. А она мне по моей бестолковости требовалась. И вот представьте картину: приложившись к Кресту и Евангелию, я распрямляюсь и сурово глядя на священника, который ниже меня чуть ли не на голову, вопрошаю: «Отче, допускаете ли до Причастия». Он, бедный, аж опешил от таких слов. И это притом, что в общем-то, тяжело смутить. «Допускаю», - отвечает батюшка, но как-то свойственной ему твердости и решительности в голосе не чувствовалось. Я поклонился, взял его благословение и пошел к алтарю. Через полчаса милостью Божьей я сподобился Святых Христовых Таин.
Вот так я причащался. Это самое важное и достойное событие за трехнедельный отпуск.

Ну еще были и новогодние праздники. С моим традиционным самокопанием.
Была елка, которую мы пилили на пару с отцом, и украшали на пару с матерью. Как-то так повелось, что вот уже пять лет в доме появляется настоящая елка. Ароматная, пушистая и удивительно ностальгическая. Правда, куда больше пяти лет украшение елки для меня из любимого сказочного ритуала превращается в нудную обязанность. Впрочем, это общая новогодняя тенденция. Наверное, я возненавидел новогодние праздники, когда на втором курсе за новогодним столом мы с родителями оказались втроем. Умерли бабушка и дедушка, семьи моих теток были далеко, и все застолье веяло хмурым одиночеством. На третьем курсе я еще отчаянно стремился дождаться хоть какой-то сказки от праздника, но уже на четвертом Новый Год стал заурядной сменой тридцать первого декабря первым января, когда только и можно подвести итог прошедшего года, посмотреть на до смерти надоевших Галкина и Киркорова и поужинать салатом «Оливье» в районе полуночи. Ни веселья, ни радости. Да, кстати: никакого салата «Оливье» на Новый Год в нашей семье уже не готовят – блюда исключительно постные. И вот не надо кривиться! Попробуйте лучше салат из кальмаров со свежими огурчиками, да селедочку под зеленым лучком и с подсолнечным маслом, да корейскую морковь с грибами, да тушеную фасоль с морковью и специями, да жареного хека с мелко нашинкованным луком, да минтая в нежном кляре, который так и тает во рту, да ломтики свежего помидора с постным майонезом и черным перцем, да блинчики с начинкой из обжаренных шампиньонов, а то и с икоркой, да копченую скумбрию, да картофельные оладьи, да баклажаны, тушеные с чесноком и присыпанные укропом, да не забудьте к этому всему непременно черный хлеб, ну и домашнего вина во имя традиции. Так сверх этого и не нужно ничего! Уж про яблоки, мандарины, ананасы и финики вместе с курагой, орехами, сушеными лимонами, виноградом, грейпфрутом и киви я и вообще молчу. Ну и не последовательно, однако с некоторых пор чуть ли не ключевым блюдом новогоднего стола к особой радости моего отца становится жареная картошка. Исключительность ее обуславливается язвенной болезнью желудка, не дающей покоя ни моей матери, ни моему отцу. Вот и выходит, что жарится картошка у нас раз в год. Как праздничное блюдо.

А еще традиционное «год в целом…, и ключевыми моментами в нем были…». А еще «с новым счастьем, с новым здоровьем, с новыми…». Нет-нет, да и начнешь ждать этого нового, необыкновенного, окрыляющего. Но вспомнишь прошлогодние «с новым и т. п.» и ждать не очень-то и хочется.

За окном веселится люд честной. Небо озаряется праздничной пиротехникой. Дребезжат стекла от гулких разрывов и методично теряющих стройность радостных криков. Телеведущие, размахивая бокалами с шампанским, надрываются в камеру, словно стремятся перекричать уличное веселье. А в голове мысль тук-тук-тук – праздник идет куда-то мимо. С тоски лучше всего улечься спать.

А наутро поход к родственникам. Дежурные поздравления, стандартные светские разговоры, кое-чьи пьяные рассуждения и безмерная скука, озлобляющая сознание. Что-то мне все больше и больше кажется, что нет ничего хуже, чем собираться исключительно по какому-то поводу. Все превращается в некий закосневший ритуал, проходящий по унифицированному шаблону, куда-то пропадает искренность, веселость, прямота и заинтересованность. Подумать только: ведь каких-то лет десять назад удавалось собираться почти тем же составом, и было весело. По-настоящему весело. Все: и тем кому 7 лет и тем кому 70. А теперь? Да, брюзжу потихоньку.

А все же одно показательно: вечером первого января вечер тридцать первого декабря воспринимается как нечто весьма далекое, почти как туманное прошлое, свершавшееся очень и очень давно – в прошлом году.

Пожалуй на этом стоит завершить первую часть новогоднего отчета.

---

Сегодня

Сегодня есть о чем вспомнить.

Рассказывают, что Ж-Ж. Руссо переводил некую книгу следующим образом: сел на диван, прочитал книгу, перечитал книгу еще раз, проникся духом произведения и принялся писать решительно вольный перевод на родном языке. Получалось, что по мотивам и размышления на тему, но что-то да и получилось.

Я, конечно, не Руссо. Но, собираясь писать этот пост, действовал вполне в его манере.

Итак. В этот день войска склавинов или венедов освободили мой родной город трех куропаток от ига швабов и франконцев. Те хозяйничали в городе ровно месяц. Правда, отогнать далеко их не получилось: 12 верст - небольшое расстояние. И через полгода мышино-серые воины-звери вновь ринутся на многострадальный город, пробиваясь к Танаису. Но все волны швабских атак разобьются о стальной рутенийский щит, вставший надежным заслоном на вражеском пути. Однако, сам город будет обращен в руины и пепел, сделавшись мертвым призраком рукотворной Помпеи. Окончательно от городских рубежей враг уйдет еще через год, когда ему будут ломать хребет в рутенийских степях. Но все равно свободу город обретет в холодный зимний день кровавого года великой войны

25 декабря 1979 г. официально считается вводом ограниченного контингента советских войск в ДРА. В Афганистан. Впрочем, по-настоящему ограниченные контингенты (батальонного уровня) в Афганистан прибывали на протяжении всего 1979 г. А в декабре, 25-ого, русские войска советского правительства вошли основательно и по-взрослому – силами 40-ой армии. Армия была приглашена чуть ли не лично главой Афганистана Х. Амином для помощи в борьбе с контрреволюционными силами, а афганцы встречали русскую бронетехнику цветами и улыбками. Потому как ой как безрадостно жить в стране, где в каждом кишлаке власть меняется по три раза на день, а правительство в Кабуле не каждый столичный квартал может усмирить. Через три дня советский спецназ будет отбивать дворец Амина у другого советского спецназа, различая друг друга окриками «Яша-Миша» и еле видными повязками на рукавах. А вскорости и дружелюбные афганские декхане будут стрелять в русских шурави из всего, что только может стрелять: от импортных М-16 и трофейных АК-74 до чуть ли не кремневых ружей времен Надир-шаха. Ограниченный контингент останется один на один с полудикой страной, где каждое племя – само себе начальник, а центральная власть скорее анекдотична, чем эффективна. Армия будет примерять на себя полицейские функции, офицеры шалеть от жестокости душманов и связывания рук окриками из Москвы, а солдаты потихоньку понимать, что страна прислала их скорее всего на убой. Потому как внятно объяснить, что они тут делают, ни один замполит не мог.

А ведь это хороший вопрос: а что советская армия тут делала? И как следствие: стоила ли операция отданной за нее цены.

Афганистан – страна уникальная. Это самое сердце Среднего Востока. Отсюда можно грозить кому угодно. Тут тебе и ворота в Индию через Хайберский проход (этого особенно боялись англичане в ХIХ в.), тут тебе и рукой подать до Ормузского пролива, а значит и до всех нефтеперевозок из Персидского залива. Тут тебе и такой клубок народностей и религий, что при правильной работе с населением можно подготовить великолепный субстрат для этнического взрыва в Иране, Пакистане, если повезет – в Индии и Китае, а если не повезет – в Узбекистане и Таджикистане.

Эту уникальность страны оценили в ходе Большой Игры ХIХ в. и в Российской и в Британской империях. Но если у Петербурга хватало мозгов не лезть штыками туда, куда не просят, то англичане трижды совались в Афганистан, трижды разбивали в пух и прах войска центрального правительства, и трижды от партизан-басмачей огребали в лоб так, что отрезвляло надолго. Потому как в геополитике есть почти аксиома: одержать победу в Афганистане НЕЛЬЗЯ. Ну, разве только Пиррову.

У кремлевских старцев из Политбюро решительно не было мозгов почитать учебники истории. Хотя бы самой новейшей. Я уж не вспоминаю царскую политику в Афганистане, но даже не к ночи помянутый Ленин с Амануллой-ханом дружил, винтовки ему поставлял, но Красную армию на помощь не посылал. Посылал тов. Сталин, но она быстренько пособив местному королю на предмет свержения с кабульского трона пролетария (парадоксы советской идеологически выдержанной внешней политики!) Бача-и-Сакао и погоняв басмачей по горам и пустыням, вернулась домой с песнями и медалями.

Устинов, Громыко, Андропов и Брежнев сталинскими мозгами не обладали и отправили русских солдат умирать в Афганистан непонятно для чего. Первым протрезвел Андропов, но сделать ничего не успел, и советская армия десять лет теряла по полторы-две тысячи жизней своих солдат. Они гибли, конвоируя грузы для дружественного кабульского режима, охраняя важные для кабульских партайгеноссе объекты, усмиряя взбунтовавшиеся против кабульского политбюро армейские части и высокогорные кишлаки. Они – герои, брошенные бездушной властью воевать на чужой войне. Они не сдались, не сломались, выдержали до конца, выстояли. И все ради того, чтобы доказать: в партизанской войне, отягощенной распрей кланов, родов и племен победить нельзя. Потому как политический бандитизм укрощается только разумной политикой центральной власти. Армия же, своя или чужая, здесь лишь инструмент, способный принести лишь тактические победы. Стратегические же должны принести лишь чиновники в серых костюмах. Ну или в халатах и тюрбанах, учитывая местный колорит.

Афганская война окончательно догробит и без того несладко живущий СССР. Афганистан станет бездонной бочкой, съедающей миллиард за миллиардом. Афганистан усилит социальное напряжение в стране. Афганистан вобьет лишний гвоздь в крышку советского гроба.

Говорят на своих ошибках учится только дурак. Потому как умный учится на чужих. Через 22 года после того, как Советский Союз вляпался в Афганистан, и через 12 лет после того, как он оттуда еле выбрался, в Афганистан залезли американцы. Видно мозгов в Белом Доме тоже хватает только сухариками давиться. Ведь ни опыт своих предшественников-англичан, ни совсем свежий советский опыт янки не учли. Нет, начали, конечно, красиво и по-американски загребали жар чужими руками: «Томагавки» и F-16 утюжили талибов, а пушечное мясо Северного альянса гибло во фронтовых зачистках. А потом джи-ай хочешь, не хочешь, а пришлось приступать к наземной операции супротив «Талибана». Конечно, солдатикам мало рассказывали про то, как в свое время ЦРУ это «Талибан» и создавало. Но все равно, выкручиваться пришлось, хотя бы демонстрацией очередного Бен-Ладена из очередной пещеры класса «люкс».

А потом на афганских полях зацвел опийный мак, а транспортные самолеты НАТО стали возить его в Европу безданно-беспошлинно, а потом афганцы, поглядев на все это, стали потихоньку к талибам собираться, и те уже поокрепли, драться стали посерьезнее, а потом янки запутались на предмет кто плохой, а кто хороший, а потом Обама, голубь мира черного цвета, засобирался еще в Афганистан солдат поднаправить, забывая слова Кеннеди об увеличении армейского контингента во Вьетнаме: «Это как во время хорошей попойки: всегда тянет опрокинуть еще стаканчик». Одним словом: увязли. Что из этого выйдет – посмотрим. Ясно одно: ничего хорошего.


Ну и еще. Ровно двадцать лет назад убит Н. Чаушеску. Румынский «гений Карпат», который любил считать себя потомкам графа Дракулы в энном колене, а свою страну - наследницей Римской Империи. Румынская Академия Наук вполне серьезно доказывала то, что румынский язык ближе всего к латинскому. Чаушеску тиранствовал как правит любой тиран: бесконтрольно и безответственно, самодурно презирая закон и справедливость. Ну и свергли его так же: восстание, короткий суд с заранее известным приговором и автоматная очередь, прервавшая речь оправдывающего тирана.

Я помню, как в тот 1989 г. мой отец пришел с работы и провел с семьей короткую политбеседу словами «Чаушеску расстреляли». Тогда это звучало грозным сигналом глобальных перемен. Все насторожились и наверняка представили Горбачева на месте «гения Карпат». А когда наверху стреляют, внизу отчетливо ощутим запах гражданской войны. Ну или, во всяком случае, по спине холодком веет ветер перемен.

Слава Богу, обошлось

---

В эфир. Зачем-то

Третьего дня возвращался домой.
Под ногами хрустел снег.
Вот что нахрустелось.

Маску снимай,
Маску надень,
Маски меняй
В каждый свой день.

Бархат и шелк
Скрыли лицо,
Будешь как волк,
Будешь глупцом.

Утром – добряк,
В полдень – тиран,
Нужно – тюфяк,
Нет – ятаган.

Соколом ввысь,
Коброй в кусты,
Стой, разберись,
Где же здесь ты.

Маска – стена,
С маской сильней,
Маска нужна,
Правда - нужней.

Писано было в лето 2757 Ab Urbe.
а. d. XI Kal. Januariis

---

Пошаговая хроника

Я нынче миротворствовал. По телефону. Почти до визга. С бронебойными аргументами. В субботу надеюсь посмотреть на плоды своей дипломатии.

Однако, еще раз оценил беспощадную силу слова. Еще раз пришел к осознанию необходимости прежде подумать, а уж потом выдавать какие-то мысли. Потому как восприятие – крайне капризная вещь. Ты хотел сказать одно, сказал другое, а тот, к кому ты обращался, понял третье. И так, слово за слово и дальше по тексту.

Был в уездных городах. Слушал изливаемую на мою голову вселенскую скорбь сотоварищей. Сочувствовал, сопереживал, соучаствовал, подельничал. И это все под самый приятный для скорбящего аргумент «да-да, ты один – д'Артаньян, а все кругом…, сволочи, в общем».

Да, а сегодня я вовсю эксплуатировал рабочий принтер. Вытащил с lib.ru рассказы В. Т. Шаламова, отформатировал до вменяемой читаемости, распечатал на испорченных документах, сшил в нераспадающуюся книгу. При этом чувствовал себя с одной стороны самиздатовским подпольщиком диссидентского толка, а с другой – древнеегипетским писцом на фараоновских полях или в столичной канцелярии. Те тоже в силу дороговизны папируса переписывали на ненужных расписках и докладных понравившиеся сказки и повести. Такой папирус – драгоценная находка для любого археолога, потому что способен рассказать и о культурной, и о хозяйственной жизни страны. Так, пожалуй, через полторы (а то и две) тысячи лет археологи будущего откопают мои типографские изыски и подивятся как «Артисту лопаты», так и служебным запискам и отчетам. Шутю….

---

Символы.

Видел сегодня солнечный закат над заснеженным полем. Зрелище захватывающее! Торжество белого безмолвия, где солнечный диск червленого золота величественного освещает умершую природу, разливаясь бледно-оранжевыми лучами по перистым облакам от южного края небосклона далеко на север. А на востоке синего неба, отливающего холодной чернотой, уже появляются яркие мерцающие звезды, блещущие ледяным огнем. Они, верные слуги ночи, гонят солнце за горизонт, приготовляя дорогу месяцу, королю зимнего неба, чей свет в декабре особенно ярок и величественен, ибо искрясь на снежных холмах, наполняет мир алмазным сиянием. Оно сверкает на земле, на небе, в воздухе – везде. Холодная паутина ледяного света окутывает мир тихой молчаливой скорбью.
Но все равно, мрак начинает отступать. День растет, а с ним растет и общее стремление к свету, теплу, жизни. И достойный символ побеждающей жизни – приближающееся Рождество Спасителя мира.

---

Моральная выкладка.

Готовлюсь предстать в родном доме с лицом спокойным и добродушным, с мыслями тихими и уместными, эмоциями ровными и пристойными. Как получится – не знаю. Но стараться буду.

---

Мысль вслух или принцип, пронесенный сквозь года

Стоит человеку надумать отдохнуть от трудов, как сразу же всплывает тысяча дел, хороших и разных, которые нужно экстренно успеть до дня «Д». Безусловно, с одной стороны в этом и моя вина. Я очень редко планировал свой распорядок дня (недели, месяца и т. д.), причем еще со школьных лет, работал по принципу «а-а-а-а, горим», раскачиваясь долго, но раскачавшись трудился неутомимо. Здесь нагляднее всего вспомнить как я писал школьные сочинения в выпускном классе. Дело обстояло так.

В восемь утра нужно было появиться в классах с готовым черновиком сочинения на трех тетрадочных листах. Темы выдавались дня за три-четыре до урока «Х». Я за работу усаживался в 19:00 дня, предшествующего дню подачи работы на проверку. Полчаса я тупо смотрел на тему (как правило, она выбиралась в ходе полутора-двухмесячного предварительного анализа произведения на уроках). Еще полчаса я листал учебник и пособия, конспектные записи и заметки на полях. В 20:00 я приходил к выводу, что не знаю о чем писать. Поднимался из-за стола, прохаживался из угла в угол, включал телевизор, надоедал домашним, выходил на улицу, выпивал чашку чая. Так проходило еще полчаса. В 20:30 я садился и писал план работы. Хороший план, с введением, двумя-тремя пунктами, заключением. Перечитывал план и понимал, что три листа из всего этого не выжмешь. И листа не выжмешь. И вообще писать нечего. В 21:00 я начинал чесать макушку. В 21:15 я еще раз перечитывал план. В 21:30 я уходил пить чай, надоедать всем, кто попадался под руку. В 22:00 я садился за стол, брал чистый лист бумаги, писал на нем план, а потом попунктно прикидывал о чем писать. Прикидывал письменно, тезисно, отдельными словами и краткими мыслями. Набиралась страничка хорошего и разного, в голове начинали бродить самые разные соображения на тему, однако мысль в голове это одно, а мысль на бумаге совсем другое. В 23:00 я начинал писать введение. После двух-трех предложений я понимал, что дальше писать не могу. Не знаю как и о чем. Отправлялся на кухню за чаем, попутно стонал и жаловался окружающим на нелегкую долю ученика из класса с гуманитарным профилем. В 23:30 я еще раз перечитывал свои попунктные выкладки, чесал затылок, рисовал каракули на полях. Ближе к полуночи, дав кружок вокруг стола, садился за сочинение и в течение следующего часа (где-то столько требуется, чтобы относительно вменяемым почерком исписать три тетрадочных листа ) писал сочинение, причем мысль шла достаточно стройно, изложение было логичным, обороты – эффектными, метафоры – уместными, предложения – взвешенными, выводы – пафосными, а сам текст – прочувственным. После всего этого во втором часу ночи я укладывался спать с ощущениями оратора, только что воодушевившего десять тысяч человек на великие дела. Ну и не бахвалясь, а констатируя факты: в выпускном классе единственные две четверки за литературную часть сочинений я получил за работы, написанные в классе за строго отведенное время. А вот пятерки за все остальные были свидетельством того, что моему сознанию тяжело самоорганизоваться и делать работу хорошо, подчиняясь строгому регламенту.

Впереди у меня два дня до начала отпуска. Дай Бог успеть все, что наметил. Потому как планов – громадье.

---

Вслух о частном и общем

Дайте собакам мяса -
Может, они подерутся.
Дайте похмельным кваса -
Авось они перебьются.

Чтоб не жиреть воронам -
Ставьте побольше пугал.
А чтоб любить, влюбленным
Дайте укромный угол.

В землю бросайте зерна -
Может, появятся всходы.
Ладно, я буду покорным -
Дайте же мне свободу!

Псам мясные ошметки
Дали, - а псы не подрались.
Дали пьяницам водки,-
А они отказались.

Люди ворон пугают,-
А воронье не боится.
Пары соединяют,-
А им бы разъединиться.

Лили на землю воду -
Нету колосьев - чудо!
Мне вчера дали свободу.
Что я с ней делать буду?

В. С. Высоцкий

Вчера мне дали отпуск. На десять дней. С моей клятвой немедленно прибежать, если что.
Три недели свободы.
Что я с ней делать буду?

---

Рифмоплетение и размероукладывание

Нет, определенно понесло.
С непреодолимым желанием выйти в эфир.
Все. Пошел.

Темный жгучий холод,
Знойный, встречный ветер.
На уставший город
Опустился вечер.

Месяц ближе к югу,
Звезды льдом сияют,
Вновь спешат по кругу,
Вновь умы смущают.

Снег скрипит уныло,
Скользко под ногами.
До чего ж постыло
Всех считать врагами!

Ярче свет фонарный
Звездного мерцанья,
Ваш цинизм коварный –
Плен моим мечтаньям.

Нет уж! Не посмею
Вам на радость сдаться!
Я назло сумею
Вам в лицо смеяться!

Писано было в лето 2757 Ab Urbe.
а. d. XII Kal. Januariis

P. S. Адресовано отнюдь не авторам дневников на diary.ru. Это для ясности

---

Вот ведь

Громкие вопли услышав, сбежались они [циклопы]отовсюду,
Вход обступили в пещеру и спрашивать начали, что с ним:
- Что за беда приключилась с тобой, Полифем, что кричишь ты
...
Иль кто из смертных людей насильно угнал твое стадо?
Иль самого тебя кто-нибудь губит обманом иль силой? -
Им из пещеры в ответ закричал Полифем многомощный:
- Други, Никто! Не насилье меня убивает, а хитрость!

Те, отвечая, к нему обратились со словом крылатым:
- Раз ты один и насилья никто над тобой не свершает,
Кто тебя может спасти от болезни ...?

Гомер "Одиссея"

Что же, Полифем искренне верил, что его губит некто по имени Никто!
А когда причину знаешь, а отвечать приходиться все так же: никто?
Куда там Полифему!

P. S. Вот ведь начитался...

---

Астрономическое

Сегодня - день зимнего солнецестояния.
Впрочем, в астрономическом плане может и вчера - 21-ого, но вот в историко-культурном точно сегодня.
Самая длинная ночь еще три дня постоит над миром, а затем тьма начнет отступать.

---

Историческое

Плен короля Ричарда.

Итак, в этот (ну может и не совсем 21 декабря с учетом сдвигов юлианского календаря) день в 1192 г. английский король Ричард Львиное Сердце попал. В тюрьму. В Австрии.

Король возвращался из Святой Земли, где только что закончился неудачный Третий Крестовый поход, на родину в Англию. А уж если быть точным – в Аквитанию. Возвращался в одежде пилигрима, опасаясь быть узнанным. Бояться было чего: слишком много врагов нажил себе Ричард во время похода, да и до него. Правда, высокому светловолосому богатырю скрываться в рубище смиренного паломника было не с руки. Не спрячешься таким вот образом, потому как косая сажень в плечах слишком хорошо выдают всадника-рубаку. Его узнали, привели к эрцгерцогу Леопольду, давнему врагу Ричарда. Тот английского короля не любил (будешь не любить, когда кто-то, даже король, срывает со стены покоренной крепости твое собственное знамя и топчет его в грязи), потому аресту обрадовался, передал пленника императору Генриху на суд, обвиняя Ричарда в смерти эрцгерцогского кузена Конрада Монферратского в частности и провале Крестового похода вообще. Император усадил венценосного узника в замок Дюрнштайн, затерянный где-то на Дунае, и стал думать, что делать дальше.

Думать было о чем. С одной стороны Ричард – слишком неудобная фигура для французского короля Филиппа и английского принца Иоанна. Те даже предложили императору 80 тыс. марок серебра, чтобы Ричард так и остался в пределах Австрии, а то и скоропостижно бы умер от чего-нибудь на дунайских берегах. С другой стороны, Ричард не просто Ричард, а вдобавок ко всему еще и Львиное Сердце, рыцарь без страха и почти без упрека, подлинный герой войны с неверными, и вешать на него всех собак за неудачи Крестового похода вроде как и не с руки. Император решил пока держать все в тайне.

Тайну долго хранить не получилось. По одной из версий мать Ричарда Элеонора Аквитанская, бродя с женой Ричарда Беренгарией Наваррской по римским базарам, натолкнулась на перевязь для меча с инициалами сына. А затем, не давая покоя ни своему сыну Иоанну, ни Филиппу II Августу французскому, узнала о судьбе короля. По другой версии Ричарда отыскал менестрель Блондель де Нель. В свое время они на пару с королем сочили романс (а может кансону, сирвенту или балладу) по строфе каждый. Блондель де Нель год за годом ходил по Европе, напевая свою строфу. И вот однажды из глухого леса, куда он забрел, раздался ответ. Говорят, с менестрелем Ричард переправил в Англию поэму, где горько жаловался на свою участь, повторяя рефреном: «Уж две зимы в оковах я». (Вот тут уместен оффтоп-обращение: Блондель де Нель , менестрель современности, один из моих немногих постоянных читателей, если Вам известны слова этих двух произведений, не сочтите за труд сообщить их мне, ибо ищу их какой год без особого успеха, хотя и без особого энтузиазма).

Как бы то ни было, народ Англии проникся праведным гневом. В русле народного недовольства возмущался и принц Джон. Император Генрих в этой ситуации устроил поспешный суд. На суде Ричард произнес пламенную речь, обвиняя французов, австрийцев, немцев и вообще всех в трусости и предательстве. Слова английского короля грели уши противников императора: те уже присматривались как бы насолить верховному сюзерену. Решение имперского суда было твердым: невиновен. Генрих сразу перевел дело из юридического в трофейное: король Ричард будет отпущен за выкуп. Причем за выкуп в два раза больший того, что уже предлагали императору – за 150 тыс. марок серебром. Если я правильно перевел тогдашние денежно-весовые единицы в сегодняшние официальные курсы, император потребовал 637 500 000 р. или для интернационалистов-финансистов - $ 20 868 000, а с европейским отливом – ? 14 558 000, по курсу ЦБ РФ на 21.12.2009 г.. Английский народ поднапрягся и выкуп собрал. Элеонора сама отвезла выкуп за любимого сына. Вот подлинный материнский подвиг: скакать в 72 года верхом через пол-Европы ради собственного дитя не каждая женщина сумеет.

Кончится не очень хорошо: Ричард вернется в свое королевство, окончательно доломает систему государственной власти, выстроенной его отцом, и погибнет, совершая очередной героический подвиг, полный безрассудства и безумства. Перед смертью он простит стрелка, чья стрела станет причиной королевской смерти. Лучника поймали и сожгли живым.

Лучше всего Ричарда Львиное Сердце охарактеризовал легендарный противник крестоносцев Саладин, назвав его великим мальчиком, который мог бы стать великим королем, если бы не бросался очертя голову вперед, вместо того чтобы обдумывать свои поступки.

Вообще же история Третьего Крестового похода, как оказалось, прошла под девизом «Parturiunt montes, nascеtur ridiculus mus» (гора родила мышь). Наверное, никогда доселе христианские государи так основательно не готовились отвоевать Гроб Господень, и никогда столь великое начинание не преследовали такие неудачи. Главная же причина крестоносных поражений – отсутствие единого командования. Подлинный авторитет для европейский монархов – император Фридрих Барбаросса – утонул, а все прочие вожди так и не сумели решить, кому из них возглавлять рыцарское войско. В итоге, Саладин, укорявший мусульманских эмиров примерами европейского религиозного самопожертвования, сумел, имея сравнительно небольшую армию, удержать свои завоевания в Святой Земле, первым из которых, был, безусловно, Иерусалим. Верно, что, творя великие дела, меньше всего нужно думать о славе. Так, вождь Первого Крестового похода Готфрид Бульонский отказался короноваться в городе, где Спаситель был коронован терновым венцом во имя рода людского. Вместо этого Готфрид принял титул «Защитника Гроба Господня». Это к вопросу о соотношении собственного величия и величия совершаемого поступка.

Смирением Готфрида никто из монархов Третьего Крестового похода не обладал. Все их пребывание в Палестине свелось к выяснению отношений, тонкой политической борьбе и подвигам короля Ричарда. Блестящим и безрезультатным. Ричард имел удивительный талант выигрывать сражения и проигрывать войны.

Историю XII в. меня заставила полюбить книга И. В. Можейко «1185 г.» Писатель обладал редким даром оживлять забытые имена, показывать исторических персонажей не безликими героями энциклопедических статей, а живыми людьми, со своими страстями, радостями и бедами.
Ну и в довершение позволю себе еще одни вирши почти семилетней давности. Не судите строго хромающий размер и спотыкающуюся рифму: я не Блондель де Нель, я только учусь. Может чему и выучусь.

Жаркое солнце к закату клонится,
Ветер о чем-то поет.
Желтая пыль по дороге клубится:
Рыцарей войско идет.

Тяжко ступают тяжелые кони,
В седлах томятся бойцы,
Думы и них о родном Альбионе,
Матери ждут их, отцы.

Ричард-король в окруженье вассалов
Едет, потупив свой взор.
Вызов ему его совесть бросала,
Слышит ее он укор.

Долгие годы в песках Палестины
Бьют крестоносцы врагов,
Только на помощь спешат к Саладину
Сотни арабских бойцов.

Вновь захватили святые селенья
Дикие дети пустынь,
Снова Святая Земля в запустенье,
Много погибло святынь.

Войско Креста поредело в сражениях,
Тысячи пали в боях.
Но кое-кто, не боясь унижений,
Пенили волны в морях.

Август Филипп, государь галликанский,
Предал Крестовый поход,
Мимо суровых брегов африканских
Плыл он в Марсель без забот.

А Леопольд, властелин на Дунае,
К Ричарду злобу питал,
Тоже уплыл, помогать не желая,
Войско с собою забрал.

Ричард один, никого не осталось,
Некому веру хранить.
И, наконец, королю показалось:
Время мечи опустить.

Поднял он руку, бойцы присмирели,
Ждут королевскую весть:
«Все! Мы уходим! Не выполнив цели,
Но и не вымарав честь.

Хоть у неверных в руках остаются
Эти святые места,
Только их образы ввек не сотрутся
В сердце, чья вера чиста!».

Ричард уже повернуть собирался,
Вдруг его юный вассал,
Взор потупив, с королем поравнялся
И, поклонившись, сказал:

«Видел вчера я высокую гору,
Был на ней, солнцем палим,
Так вот с горы открывается взору
Вечный Иерусалим!

Мой государь, посмотри пред уходом
Этот Божественный град.
Был он ведь целью великих походов!
Я проводить буду рад».

Ричард печально взглянул на пустыню,
Тяжко, но нужно сказать:
«Я не достоин взирать на святыню,
Что не сумел отстоять!».


Писано было
в лето 2755 Ab Urbe, Aprilis

запись создана: 21.12.2009 в 18:08

---

Сегодня

Сегодня, 21 декабря, юбилей у И. В. Джугашвили (Сталина) и К. К. Рокоссовского.
Юбилей у русского тирана и русского полководца.

Кто что будет вспоминать?

Ну а тем, у кого уже закипает пена у рта по поводу "тиран" приведу пару статей, автор которых - В. Л. Махнач


Тирания

Империи в мировой истории

В них есть отдельные неоднозначые моменты, но магистральное направление - очень хорошо изложено