В гражданском обществе
Михал Михалычу никогда не сиделось спокойно на месте, оттого неудивительно, что когда советская власть начала строить колхозы, то прадед оказался в числе активистов нового дела. Дело двигалось так удачно, что голодную зиму тридцать третьего семья встретила на Украине, полагая, что там легче с продовольствием. Легче там не было и в феврале пришлось вернуться на родную Белгородчину, где прадед с удивлением узнал, что он шпион и активно боролся с рабочим классом на службе у контрреволюционных правительств. Когда это он все успел, Михал Михалыч не помнил, а оттого был отправлен тренировать память на канал «Москва-Волга». Вспоминал почти до войны, однако вернулся, хотя в родное село больше не поехал. Активная гражданская позиция и темные волосы остались в лагере. Новую жизнь прадед начинал с совершенно седой головой. В неполные сорок. Реабилитирован был через пятнадцать лет при Хрущеве. Хоть какой-то толк от земляка.
Михал Михалычу никогда не сиделось спокойно на месте, оттого неудивительно, что когда советская власть начала строить колхозы, то прадед оказался в числе активистов нового дела. Дело двигалось так удачно, что голодную зиму тридцать третьего семья встретила на Украине, полагая, что там легче с продовольствием. Легче там не было и в феврале пришлось вернуться на родную Белгородчину, где прадед с удивлением узнал, что он шпион и активно боролся с рабочим классом на службе у контрреволюционных правительств. Когда это он все успел, Михал Михалыч не помнил, а оттого был отправлен тренировать память на канал «Москва-Волга». Вспоминал почти до войны, однако вернулся, хотя в родное село больше не поехал. Активная гражданская позиция и темные волосы остались в лагере. Новую жизнь прадед начинал с совершенно седой головой. В неполные сорок. Реабилитирован был через пятнадцать лет при Хрущеве. Хоть какой-то толк от земляка.