Народ дружно подводит итоги года. А я и до дневника вот только добрался. Вернее, добрался до того, чтобы сесть и что-нибудь да и написать. Ночь уже. Осмысленности будет мало. Будет каша. Что вспомнил, то и буду писать. Дыбр двухнедельный. Размышлизмы. Ну и в этом роде.

Закончились мои индивидуальные логистические свершения. Начались свершения под контролем. За работу отчитался, кое-где приврал для полноты картины, но в целом все остались довольны. И сеньора, и вроде как и баронесса, и старосты на местах и крестьяне. А все же нет никакого энтузиазма по этой части. Казалось бы: звонит тебе человек, бери его в оборот и отчитывайся о стахановстве, а у меня одна мысль: как его услать куда подальше. Но ничего. Еще никого не услал. Напротив, каждому улыбался и вел себя так, что каждый из приходящих мог осознать собственное величие.

С возращением сеньоры возобновилась шпиономания. Ну а я не будь дурак эту болезненную шпиономанию себе на выгоду: мол, пока не приезжайте, тут вам сейчас нельзя, а то ух, и потом ой-ой-ой. А в действительности еще просто ничего не сделано. Да и пойди тут сделай, когда больше стал походить на белку в колесе. Рыцарь Бегущей Белки.

Не побеждено разгильдяйство и работа по принципу «крыша горит». Не далее как сегодня я уж было собрался лыжи вострить до дома, ан поди ж ты: людям в голову пришла хорошая мысля и я ее полдня претворял в жизнь. Ну кое-как, конечно, но уложился со сроками. А домой теперь завтра.

Корпоративчик вчера прошел. Сегодня слушал про него новости. Один герой в офисе так и уснул, а сегодня, озираясь по сторонам, приходил одежду забирать. Тарелки с закуской я сегодня почти на каждом столе видел, а стулья в кабинетах с вечера стали жить отдельной жизнью. А у меня от вина физиономия все мрачнее и мрачнее, сидел я в уголке, и в конце концов один мой вид разом портил всем настроение. Но уйти вот так вдруг нельзя! А оглобли вострить надо. Ну, для такого дела у меня давненько есть рецепт. Выдаешь эффектный тост и раскланиваешься, пока все его переваривают. Так и вчера: грубая лесть в глаза, и свобода. И никаких обид. Зато не слушаешь лицемерные речи и бредовые умозаключения. А сегодня слушаешь: во сколько ты ушел и не видел ли того, что… ну… в общем… это самое. Нет-нет, я никого пьяным не видел. В принципе. Ну разве только себя. И все довольны.

Ремонт делается споро и весело. Настолько споро, что в доме всего денег осталось двадцать денариев на книжной полке. А рыцарь наш по добрым людям «до после праздников» пошел. Денежков ссудили, частично оплатил положенное и теперь думаю, что дальше делать.
Да и сверх того. Наполеон в свое время говорил, что величайшей безнравственностью является делать то, что не можешь. Ну вот я не могу дизайнерствовать. И вообще заниматься ремонтом. Нет, если мне валик в руку засунут и банку краски дадут, то я покрашу, что нужно. Или, положим, скажут носить из комнаты до обеда, то и это я сумею. Но когда мне говорят «ламинированный пластик», «вагонка» или «проходной выключатель», то шаблон в моей голове трещит и рвется на сотни маленьких тушканчиков. И это еще самое простое, потому как более хитрые премудрости я не запомнил. Что, однако, не помешало меньше недели назад бродить с головой строительной артели по магазину стройматериалов, слушать его советы, пытаться ну хоть как-то уложить их в своем голове, и в итоге все же выбрать и плитку, и светильники, и сантехнику. Бродил немногим больше двух часов, вернулся и лег спать.

Надо ли писать, что все же сумел без полутонов выразить свои мысли и донести их? Чтобы потом прятать глаза и ждать ответа. Потому что нельзя вдруг удалить милый образ из сознания. Потому что…. Ну вот, и многоточия пошли.

А еще сегодня вдруг был телефонный звонок чуть ли не из прошлого. Который заставил вспомнить о маске, что носилась где-то полгода и полгода назад была убрана за ненадобностью. Этакий экзамен для души. Сдал плохо: улыбался в трубку, говорил вежливые фразы и формальные пожелания. А потом загонял обратно в закоулки сознания весь мигом выбравшийся негатив.

Завтра (а вернее уже сегодня) в родительский дом.