Так уж выходит, что размещать в дневнике записи сообразно времени их уместности у меня не выходит. До сих пор удивляюсь: как это можно выкладывать в сеть свои размышлизмы с интервалом в один-два часа? Поэтому, вполне в духе бумажного дневника запись сделаю, когда появилась продумать ее содержание и сформулировать продуманное.
Нет нужды повторять, что День Победы сделался главным государственным праздником нашей страны. Этот день народ празднует совершенно без указки сверху, а власть вполне его в этом поддерживает. Это день какого-никакого, а все же народного единства, подлинный, а не придуманный.
Излишне говорить, что в каждой российской семье есть (или были) люди, прошедшие пламя войны. Воевали оба моих деда. Отец моего отца успел провоевать всего пять месяцев под Ленинградом. Молодой политрук вступил в противоборство с немецким танком, и Т-IV несколько метров волок его за собой на заграждении из колючей проволоки пока не заглох, будучи таки подбитым. На память о том поединке дед оставил кисть левой руки в новгородских лесах, несколько осколков в спине и необратимые изменения в позвоночнике. Такая вот плата за жизнь.
Но воспитывался я в семье отца моей матери. Вот почему знаю куда больше о другом моем деде. Знаю, потому что рос на его глазах, глядя на него своими детскими глазенками. Я сейчас старше его, демобилизовавшегося в сорок седьмом. Я сейчас пытаюсь примерить на себя его жизнь. Пытаюсь и не могу найти для себя ответа: а я бы сумел?
Сумел бы уйти добровольцем на фронт? Каково это утром пойти на работу, вечером с потоком беженцев уходить от наступающего врага, а о родной семье узнать что-то лишь через два года? Каково это мерзнуть в ленд-лизовской шинели на учебном артиллерийском полигоне в Поволжье? Каково это стоять в окопе по колено в воде под бесконечными авианалетами врага, когда умирают те, с кем говорил пять минут назад? Каково это мерзнуть в ночи часовым и получить несколько немецких шальных пуль? Каково это рваться из госпиталя на фронт едва-едва затянулись раны? Каково это своей жизнью искупать бездарность военачальников, замирать от неизвестности, балансировать между жизнью и смертью? Каково это пройти половину Европы, гоня врага с родной земли? И каково это услышать долгожданное: победа?
А я бы сумел? А у меня хватило бы духу?
Но на всю жизнь в своем сознании я сохраню его слова о долге человека перед родной землей: «Поднялась война – нужно идти и воевать. А не о политике думать». Это ответ всем ура-патриотам, космополитам и прочим горе-деятелям. Это слова простые и ясные. Они достойны того, чтобы быть запомненными навсегда.
Я любил слушать дедушкины рассказы о войне. Мне, мальчишке, он рассказывал их с юморком, коим обладал в изрядном количестве. Впору было заслушаться, увлечься. Но мне никогда не забыть его вдумчиво-печальных глаз, когда демонстрировались советские фильмы о войне. А документалистику он вообще смотрел молча, а с годами все чаще после таких фильмов шел к тумбочке с лекарствами от больного сердца. Вот тогда и становилось понятно: каково на войне.
Я никогда не слышал, чтобы дед кичился своим ветеранским званием (а он ко всему прочему был еще и ветеран труда). Он не лез куда-то без очереди, не требовал льгот и преференциий, не искал наград и славы. Он сам рассказывал, что и на войне за наградами-то не гнался. И то дело: штаб части как правило находился за несколько километров, добраться было непросто, путь-дорога неспокойна, да и особого толка в медалях он не видел. Поэтому и я не видел у него медалей «За победу над Германией», «За взятие Будапешта», «За освобождение Праги». Были юбилейные медали, которые дед получал на работе, и бегать за ними было не нужно. Правда, надевал он их раз в год на День Победы, а так они лежали далеко в сейфе. Орден Отечественной войны он носил на парадном пиджаке постоянно, но и то лишь потому, что орден привинчивался, и снимать его то и дело было занятием утомительным. Дед знал, что за войну ему досталась самая ценная награда: жизнь. Понимал, что его семья, дети, дом, работа есть понятие, которые куда красноречивее расскажут о его заслугах, нежели чем все ордена и медали.
Впрочем, я к дедовым медалям относился с почти священным трепетом. Мне показывались они лишь тогда, когда дед их надевал, а надевал он их собственно раз в год. Лишь теперь я понимаю насколько это было педагогически мудро: с одной стороны ребенку прививалось уважение к заслугам старших, а с другой – известный скептицизм к показухе и позерству. Вот почему, когда в мои тринадцать лет мой кузен, дедов младший внук, на пару с матерью стали клянчить у него несколько медалей на память, сознание мое возмутилось и загорелось праведным гневом: как это так раздавать медали тем, кто их не заслужил, хоть бы и на память! А дед же отдал спокойно и без тени всякого смущения. Это теперь я понимаю, что тем самым он показывал нам подлинную ценность вещей и явлений. Но тогда сердце горело и полыхало!
Кажется Астафьев в свое время писал, что прошедшие войну вовсе не герои, не отвлеченные идеальные люди. Это наши с вами соседи; просто на их жизнь выпала такая участь: воевать. Наверное, что и так. Сверхлюдьми они не были. Просто любили Родину и хотели жить. Мой дед донес это до меня примером свой жизни. Вот почему мне непонятны некоторые убеленные сединами старцы мнят себя ничуть не меньше былинными витязями, лично решившими исход войны. Не про них ли сказано, от какой бочки больше звона? Я помню, что в последний год жизни деда к нему в гости приезжал товарищ, тоже фронтовик. Они просидели на лавочке не один час, перемолвившись двумя-тремя словами. Бабушка после интересовалась:
- Что же вы так и не поговорили?
- А что говорить… - отвечал дед.
И то верно: кто хоть однажды видел войну, тот не забудет ее никогда. И тот, кто и впрямь смотрел в лицо смерти, тот не станет трубить об этом на каждом шагу. В этом – подлинное величие и героизм.
Праздник Победы – это живая память о тех, кто сохранил эту жизнь для нас.
Мною этот праздник любим с детства. Праздник торжественного московского парада, праздник салюта, праздник дедовских медалей, праздник радости и веселья. И лишь сейчас, когда не стало моих дедов, я все больше и больше понимаю, что значит радость со слезами на глазах. Стоит лишь на мгновение задуматься о том, что если бы не они тогда, так мне бы сейчас не пришлось бы задумываться, потому как не было бы меня, так становится неимоверно печально. Достойны ли мы своих дедов? Достойны ли мы того, чтобы они тогда умирали за нас? И сумеем ли мы сделать сейчас то, что сделали они тогда?
Уже после смерти дедов в семье сложился особый порядок празднования Дня Победы. В 10:00 вся семья непременно у телевизора, смотрит парад на Красной Площади. Затем – кладбище, где похоронены отцы моих родителей, мои деды-победители. На кладбище читается 17-ая кафизма, кафизма специально читаемая по усопшим, с поминовением всех вождей и воинов за други своя головы сложившие. А после – неизбежное слушание праздничного шума, доносящегося из городского парка. Вечером – салют, который, к слову, прекрасно виден прямо из окон дома.
Говоря о Дне Победы, я не могу не пройти мимо того, как относятся к нему наше поколение. Как-то еще в школе я спросил у одноклассника, куда он собирается на День Победы. А в ответ услышал иронично-презрительное: «Какой еще день победы! 9-ое мая – и все тут. Тоже мне, день победы…». Вот так! Мы готовы с ног до головы обвязаться георгиевскими ленточками, но не знать, как выглядит орден Славы; мы рады пить пиво под чипсы за 9-ое мая, не зная, кто командовал 1-ым Белорусским или как звали Рокоссовского (нет, это я переборщил – не зная, кто такой Рокоссовский); мы готовы истерично орать «спасибо» на Красной площади, но насмехаться над стариками и потешаться над их сединами. Мне даже доводилось слышать, как один диск-жокей «Этот День Победы…» Тухманова на манер рэпа читал! Брюзжу? Да какое там брюзжание, хворостину брать нужно!
Как тут не вспомнить В. С. Высоцкого.
Случай в ресторане
В ресторане по стенкам висят тут и там
"Три медведя", "Заколотый витязь"...
За столом одиноко сидит капитан.
"Разрешите?" - спросил я. "Садитесь!
...Закури!" - "Извините, "Казбек" не курю..."
"Ладно, выпей, - давай-ка посуду!..
Да пока принесут... Пей, кому говорю!
Будь здоров!" - "Обязательно буду!"
"Ну, так что же, - сказал, захмелев, капитан, -
Водку пьешь ты красиво, однако.
А видал ты вблизи пулемет или танк?
А ходил ли ты, скажем, в атаку?
В сорок третьем под Курском я был старшиной, -
За моею спиной - такое...
Много всякого, брат, за моею спиной,
Чтоб жилось тебе, парень, спокойно!"
Он ругался и пил, он спросил про отца,
И кричал он, уставясь на блюдо:
"Я полжизни отдал за тебя, подлеца, -
А ты жизнь прожигаешь, иуда!
А винтовку тебе, а послать тебя в бой?!
А ты водку тут хлещешь со мною!.."
Я сидел как в окопе под Курской дугой -
Там, где был капитан старшиною.
Он все больше хмелел, я - за ним по пятам, -
Только в самом конце разговора
Я обидел его - я сказал: "Капитан,
Никогда ты не будешь майором!.."
Им, ветеранам, живым и мертвым, не нужны ни ленточки, ни речевки, ни прочие флешмобы. Им нужно, чтобы не было стыдно за нас теперешних, за кого они тогда отдавали свои жизни. Если мы будем достойны подвигов наших дедов, это будет самым лучшим памятником им. Постоянным, несокрушимым, наглядным. Они будут знать, что их победа была не напрасной, если увидят, что жизнь наша, за которую они боролись, справедлива, честна и добра. И коль будет так, то вся внешняя атрибутика приложится, но так и останется всего лишь формой, которая без нашей памяти – ничто.
Вечная память павшим!
Вечная слава победителям!
Мы – благодарны. Мы – помним.
Нет нужды повторять, что День Победы сделался главным государственным праздником нашей страны. Этот день народ празднует совершенно без указки сверху, а власть вполне его в этом поддерживает. Это день какого-никакого, а все же народного единства, подлинный, а не придуманный.
Излишне говорить, что в каждой российской семье есть (или были) люди, прошедшие пламя войны. Воевали оба моих деда. Отец моего отца успел провоевать всего пять месяцев под Ленинградом. Молодой политрук вступил в противоборство с немецким танком, и Т-IV несколько метров волок его за собой на заграждении из колючей проволоки пока не заглох, будучи таки подбитым. На память о том поединке дед оставил кисть левой руки в новгородских лесах, несколько осколков в спине и необратимые изменения в позвоночнике. Такая вот плата за жизнь.
Но воспитывался я в семье отца моей матери. Вот почему знаю куда больше о другом моем деде. Знаю, потому что рос на его глазах, глядя на него своими детскими глазенками. Я сейчас старше его, демобилизовавшегося в сорок седьмом. Я сейчас пытаюсь примерить на себя его жизнь. Пытаюсь и не могу найти для себя ответа: а я бы сумел?
Сумел бы уйти добровольцем на фронт? Каково это утром пойти на работу, вечером с потоком беженцев уходить от наступающего врага, а о родной семье узнать что-то лишь через два года? Каково это мерзнуть в ленд-лизовской шинели на учебном артиллерийском полигоне в Поволжье? Каково это стоять в окопе по колено в воде под бесконечными авианалетами врага, когда умирают те, с кем говорил пять минут назад? Каково это мерзнуть в ночи часовым и получить несколько немецких шальных пуль? Каково это рваться из госпиталя на фронт едва-едва затянулись раны? Каково это своей жизнью искупать бездарность военачальников, замирать от неизвестности, балансировать между жизнью и смертью? Каково это пройти половину Европы, гоня врага с родной земли? И каково это услышать долгожданное: победа?
А я бы сумел? А у меня хватило бы духу?
Но на всю жизнь в своем сознании я сохраню его слова о долге человека перед родной землей: «Поднялась война – нужно идти и воевать. А не о политике думать». Это ответ всем ура-патриотам, космополитам и прочим горе-деятелям. Это слова простые и ясные. Они достойны того, чтобы быть запомненными навсегда.
Я любил слушать дедушкины рассказы о войне. Мне, мальчишке, он рассказывал их с юморком, коим обладал в изрядном количестве. Впору было заслушаться, увлечься. Но мне никогда не забыть его вдумчиво-печальных глаз, когда демонстрировались советские фильмы о войне. А документалистику он вообще смотрел молча, а с годами все чаще после таких фильмов шел к тумбочке с лекарствами от больного сердца. Вот тогда и становилось понятно: каково на войне.
Я никогда не слышал, чтобы дед кичился своим ветеранским званием (а он ко всему прочему был еще и ветеран труда). Он не лез куда-то без очереди, не требовал льгот и преференциий, не искал наград и славы. Он сам рассказывал, что и на войне за наградами-то не гнался. И то дело: штаб части как правило находился за несколько километров, добраться было непросто, путь-дорога неспокойна, да и особого толка в медалях он не видел. Поэтому и я не видел у него медалей «За победу над Германией», «За взятие Будапешта», «За освобождение Праги». Были юбилейные медали, которые дед получал на работе, и бегать за ними было не нужно. Правда, надевал он их раз в год на День Победы, а так они лежали далеко в сейфе. Орден Отечественной войны он носил на парадном пиджаке постоянно, но и то лишь потому, что орден привинчивался, и снимать его то и дело было занятием утомительным. Дед знал, что за войну ему досталась самая ценная награда: жизнь. Понимал, что его семья, дети, дом, работа есть понятие, которые куда красноречивее расскажут о его заслугах, нежели чем все ордена и медали.
Впрочем, я к дедовым медалям относился с почти священным трепетом. Мне показывались они лишь тогда, когда дед их надевал, а надевал он их собственно раз в год. Лишь теперь я понимаю насколько это было педагогически мудро: с одной стороны ребенку прививалось уважение к заслугам старших, а с другой – известный скептицизм к показухе и позерству. Вот почему, когда в мои тринадцать лет мой кузен, дедов младший внук, на пару с матерью стали клянчить у него несколько медалей на память, сознание мое возмутилось и загорелось праведным гневом: как это так раздавать медали тем, кто их не заслужил, хоть бы и на память! А дед же отдал спокойно и без тени всякого смущения. Это теперь я понимаю, что тем самым он показывал нам подлинную ценность вещей и явлений. Но тогда сердце горело и полыхало!
Кажется Астафьев в свое время писал, что прошедшие войну вовсе не герои, не отвлеченные идеальные люди. Это наши с вами соседи; просто на их жизнь выпала такая участь: воевать. Наверное, что и так. Сверхлюдьми они не были. Просто любили Родину и хотели жить. Мой дед донес это до меня примером свой жизни. Вот почему мне непонятны некоторые убеленные сединами старцы мнят себя ничуть не меньше былинными витязями, лично решившими исход войны. Не про них ли сказано, от какой бочки больше звона? Я помню, что в последний год жизни деда к нему в гости приезжал товарищ, тоже фронтовик. Они просидели на лавочке не один час, перемолвившись двумя-тремя словами. Бабушка после интересовалась:
- Что же вы так и не поговорили?
- А что говорить… - отвечал дед.
И то верно: кто хоть однажды видел войну, тот не забудет ее никогда. И тот, кто и впрямь смотрел в лицо смерти, тот не станет трубить об этом на каждом шагу. В этом – подлинное величие и героизм.
Праздник Победы – это живая память о тех, кто сохранил эту жизнь для нас.
Мною этот праздник любим с детства. Праздник торжественного московского парада, праздник салюта, праздник дедовских медалей, праздник радости и веселья. И лишь сейчас, когда не стало моих дедов, я все больше и больше понимаю, что значит радость со слезами на глазах. Стоит лишь на мгновение задуматься о том, что если бы не они тогда, так мне бы сейчас не пришлось бы задумываться, потому как не было бы меня, так становится неимоверно печально. Достойны ли мы своих дедов? Достойны ли мы того, чтобы они тогда умирали за нас? И сумеем ли мы сделать сейчас то, что сделали они тогда?
Уже после смерти дедов в семье сложился особый порядок празднования Дня Победы. В 10:00 вся семья непременно у телевизора, смотрит парад на Красной Площади. Затем – кладбище, где похоронены отцы моих родителей, мои деды-победители. На кладбище читается 17-ая кафизма, кафизма специально читаемая по усопшим, с поминовением всех вождей и воинов за други своя головы сложившие. А после – неизбежное слушание праздничного шума, доносящегося из городского парка. Вечером – салют, который, к слову, прекрасно виден прямо из окон дома.
Говоря о Дне Победы, я не могу не пройти мимо того, как относятся к нему наше поколение. Как-то еще в школе я спросил у одноклассника, куда он собирается на День Победы. А в ответ услышал иронично-презрительное: «Какой еще день победы! 9-ое мая – и все тут. Тоже мне, день победы…». Вот так! Мы готовы с ног до головы обвязаться георгиевскими ленточками, но не знать, как выглядит орден Славы; мы рады пить пиво под чипсы за 9-ое мая, не зная, кто командовал 1-ым Белорусским или как звали Рокоссовского (нет, это я переборщил – не зная, кто такой Рокоссовский); мы готовы истерично орать «спасибо» на Красной площади, но насмехаться над стариками и потешаться над их сединами. Мне даже доводилось слышать, как один диск-жокей «Этот День Победы…» Тухманова на манер рэпа читал! Брюзжу? Да какое там брюзжание, хворостину брать нужно!
Как тут не вспомнить В. С. Высоцкого.
Случай в ресторане
В ресторане по стенкам висят тут и там
"Три медведя", "Заколотый витязь"...
За столом одиноко сидит капитан.
"Разрешите?" - спросил я. "Садитесь!
...Закури!" - "Извините, "Казбек" не курю..."
"Ладно, выпей, - давай-ка посуду!..
Да пока принесут... Пей, кому говорю!
Будь здоров!" - "Обязательно буду!"
"Ну, так что же, - сказал, захмелев, капитан, -
Водку пьешь ты красиво, однако.
А видал ты вблизи пулемет или танк?
А ходил ли ты, скажем, в атаку?
В сорок третьем под Курском я был старшиной, -
За моею спиной - такое...
Много всякого, брат, за моею спиной,
Чтоб жилось тебе, парень, спокойно!"
Он ругался и пил, он спросил про отца,
И кричал он, уставясь на блюдо:
"Я полжизни отдал за тебя, подлеца, -
А ты жизнь прожигаешь, иуда!
А винтовку тебе, а послать тебя в бой?!
А ты водку тут хлещешь со мною!.."
Я сидел как в окопе под Курской дугой -
Там, где был капитан старшиною.
Он все больше хмелел, я - за ним по пятам, -
Только в самом конце разговора
Я обидел его - я сказал: "Капитан,
Никогда ты не будешь майором!.."
Им, ветеранам, живым и мертвым, не нужны ни ленточки, ни речевки, ни прочие флешмобы. Им нужно, чтобы не было стыдно за нас теперешних, за кого они тогда отдавали свои жизни. Если мы будем достойны подвигов наших дедов, это будет самым лучшим памятником им. Постоянным, несокрушимым, наглядным. Они будут знать, что их победа была не напрасной, если увидят, что жизнь наша, за которую они боролись, справедлива, честна и добра. И коль будет так, то вся внешняя атрибутика приложится, но так и останется всего лишь формой, которая без нашей памяти – ничто.
Вечная память павшим!
Вечная слава победителям!
Мы – благодарны. Мы – помним.