Вот чего давно не было, так это основательного ночного поста. Чтоб как положено, с рефлексией, горячим кофе и причудливыми оборотами. А вот собрался и написать-то и нечего. То есть написать-то можно. Но… зачем? К чему это изучение своего сознания, если оно сродни ударам лицом о стену? Ведь проще, когда мыслей поменьше. Это как дурман: не оборачиваешься, значит и нет ничего. А на деле… Как там у Высоцкого «чуть-чуть задуматься - хоть вниз с обрыва, // а жить-то надо, надо жить…». Ну с обрыва – это, конечно, раньше небо на землю свалится, но все равно. Волчий вой будет лучшей песней.
Но в конце-то концов, я - дышу! А значит… А значит тот же Высоцкий
Хорошо, если конь закусил удила
И рука на копье поудобней легла,
Хорошо, если знаешь — откуда стрела,
Хуже — если по-подлому, из-за угла
…
Ныне, присно, во веки веков, старина, —
И цена есть цена, и вина есть вина,
И всегда хорошо, если честь спасена,
Если другом надежно прикрыта спина.
Хорошо… Только вот… Стихов ведь тоже давно не было. А мне упрямо хочется вспомнить не один месяц вертящегося на языке Тарковского
Это не мы, это они - ассирийцы,
Жезл государственный бравшие крепко в клешни,
Глинобородые боги-народоубийцы,
В твёрдых одеждах цари, - это они!
Кровь, как булыжник, торчит из щербатого горла,
И невозможно пресытиться жизнью, когда
В дыхало льву пернатые вогнаны свёрла,
В рабьих ноздрях - жесткий уксус царёва суда.
Я проклинаю тиару Шамшиадада,
Я клинописной хвалы не пишу всё равно,
Мне на земле ни почёта, ни хлеба не надо,
Если мне царские крылья разбить не дано.
Жизнь коротка, но довольно и ста моих жизней,
Чтобы заполнить глотающий кости провал.
В башенном городе у ассирийцев на тризне
Я хорошо бы с казнёнными попировал.
Я проклинаю подошвы царских сандалий.
Кто я - лев или раб, чтобы мышцы мои
Без воздаянья в солёную землю втоптали
Прямоугольные каменные муравьи?
Ну и как всегда: перечитал и не понял, зачем написал.